Пыльный раскалённый летний день медленно полз к закату. Впрочем, в тенёчке под липами пригородного вокзала пыль и жара почти не ощущались. Лиса сидела на лавочке, на ветерке, доедала мороженое и иногда задумчиво подносила к носу сорванную на ходу кисточку липового цвета. Изящные зеленоватые цветы казались восковыми и тонко пахли летом. До электрички оставалось ещё двадцать минут, последний автобус приходил на станцию заранее, оставляя народу время на покупку воды, мороженого и хлеба с местной пекарни.
Запищала громкая связь, и слегка похмельный голос объявил, что прибывает электричка. Лиса поднялась с лавочки, уронила сумку, подняла, но при этом уронила остатки мороженого, а потом, идя вдоль платформы, пару раз споткнулась на ровном месте. Это была старая и проверенная уловка: казаться неуклюжей недотёпой. Все знают, что лисы такими не бывают, поэтому внимание Охотников рассеивается. Пристально наблюдавший за Лисой молодой человек, в самом деле, словно бы потерял к ней интерес после такого спектакля. Конечно, он мог быть вовсе не Охотником, но лишняя осторожность никому не вредила. 
Лиса точно не знала, когда именно началась Охота, знала только, что осторожность соблюдать следовало. Очень мало кто знает, сколько нераскрытых убийств приходится на долю Охотников. Преследование лис началось давным-давно, пожалуй, ещё до татаро-монгольского нашествия. Не то чтобы Лиса очень уж любила историю — у неё была феноменальная неспособность запоминать даты — но Юта историю обожала, и читала всякие исторические романы, и, конечно, пересказывала их Лисе. Так вот, из разговоров с Ютой Лиса сделала вывод: подобные ей существа некогда были достаточно широко распространены, населяли чуть ли не всю Евразию — от Атлантики до Японии. И всегда жили по соседству с людьми, вот только люди не всегда благосклонно принимали такое соседство. В частности, в древнем Китае лис боялись до содрогания. Юта как-то долго и нудно цитировала Лисе какого-то древнекитайского фантаста по имени Пу Сун Лин, писавшего разные небылицы из жизни хули-цзин — то есть, собственно, лисиц-оборотней. Лисе потом с неделю снились кошмары с собой в главной роли, причём в последнем она раскапывала чью-то могилу и жрала падаль. Наутро проснулась совершенно больной и угнездилась перечитывать Хайнлайна, справедливо считая хорошую фантастику лучшим противоядием от фантастики плохой. Но, поскольку любопытство свойственно не только кошкам, Лиса в конце концов тоже снизошла до изучения околоэнциклопедических материалов на тему себя — и несказанно удивилась. Почему-то никому из исследователей восточного фольклора не пришла в голову простая разгадка лисобоязни — бешенство. Страшная инфекция, от которой до сих пор нет лекарств, а введение вакцины после укуса бешеного животного не всегда даёт положительный результат. А основным переносчиком бешенства в природе является как раз лиса. И если обычно осторожный зверёк выходит доверчиво к человеку — жди беды, потому что эта лисичка наверняка бешеная. Самой Лисе с младенчества внушалось, что нельзя приближаться к диким сородичам, нельзя ничего подбирать с земли и тащить в рот, нельзя есть сырое мясо, рыбу, яйца, молоко — притом, что родители Лисы не имели медицинского образования. Мудрено ли, что лисиц на Востоке приравняли к демонам? Впрочем, скупые упоминания о западноевропейских верфоксах тоже были не слишком благожелательными, и только в русских сказках лисичка была «сестричка». То ли нашему человеку испокон веков свойственно было пофигистическое отношение к жизни, то ли с нетрезвых глаз странные соседи казались вариантом нормы. Во всяком случае, сама Лиса разок представила себе, как бы она отреагировала на стучащуюся в окошко говорящую лисичку в человеческий рост, да ещё вооружённую бейсбольной битой, тьфу, скалкой — и прониклась глубочайшим уважением к русскому народу. Сама она вызвала бы психбригаду, тем более, что жила на втором этаже пятиэтажки. Нет, конечно, неплохо было бы жить три тысячи лет, ничем не болеть и прозревать будущее без малейших усилий, но, увы — оборотни болели не только человеческими, но и звериными болезнями, прозрение будущего требовало больших энергозатрат,  а долго жить не давали Охотники, вплотную занявшиеся истреблением российской популяции лис-оборотней вскоре после Первой мировой. Всеобщей облавы, конечно, не получилось — спасибо материалистическим взглядам, популярным в пору Советской власти, но, ах, сколько родни сгинуло в лагерях по пустому доносу, сколько Охотников с удовольствием принимало участие в массовых расстрелах, сколько было смертей в «лихие девяностые»! А уж по поводу начала Великой Отечественной у Лисы имелась собственная версия, только она держала её при себе, доверяя разве что Юте, но Юта — это Юта.
Кто-то сел на сиденье напротив Лисы, она мельком глянула на попутчика и едва не вздрогнула – это оказался давешний молодой человек, наблюдавший за ней на вокзале. Лицо у него было не то чтобы неприятное, но тёмные глаза определённо напоминали глаза гончей собаки. И вообще что-то такое было во всём его облике, что заводить знакомство не хотелось совершенно.
- Извините, - голос у непрошеного попутчика был хрипловатый, но довольно приятный, - у вас сигаретки не найдётся?
Лиса окинула его самым презрительным взглядом, какой только сумела изобразить, пытаясь стряхнуть подкативший к сердцу ужас – он Охотник, и он её разгадал! Известно: чтобы заставить оборотня принять истинный облик, надо поднести ему к носу огонь, поэтому оборотни не курят.
              - У меня только дамские, - и протянула ему пачку тонких сигарет с клубничным ароматизатором. В пачке не было трёх или четырёх сигарет, выброшенных почти сразу после покупки, дабы создать иллюзию, что пачкой пользовались. У Лисы и зажигалка имелась, хотя и незаправленая. Дело всё в том, что лисы-оборотни не любят табачного дыма и панически боятся огня. Помимо этого, они не доверяют открытым водоёмам (и вообще глубокой воде), неуверенно себя чувствуют, спускаясь по лестнице, боятся щекотки и знают свойства трав и плодов. В частности, клубника считается весьма полезной не только для тела, но и для души, её аромат успокаивает страхи и излишнюю подозрительность. Что и произошло с Охотником. Он смущённо улыбнулся, вежливо поблагодарил и пересел к плешивому старичку, у которого одолжился ядовитейшей папиросой (старичок так пропах своим куревом, что Лиса ощущала его запах через весь вагон).
Под мерный перстук колёс Лиса погрузилась в воспоминания и почти задремала. Со свадьбы Юты прошла неделя, но при работе сутки через сутки для Лисы эта неделя проплыла, как в тумане, не оставляя времени на раздумья. И вот теперь она сонно поглядывала в окно на проносящиеся мимо болотистые пустоши и вспоминала...
Большого опыта по части проведения свадеб у Лисы не было. Собственно, она бывала всего на трёх или четырёх свадьбах, да и то ещё в студенческие годы. И, уж конечно, не свидетельницей. Тем не менее, ей казалось, что свадьба – событие скорее радостное. По крайней мере, должна такой быть. Но свадьба Юты ей нравилась чем дальше, тем меньше.
И дело было даже не в женихе и невесте, хотя и они тоже были странные. Жених (Костик, что ли?) был парень как парень. То есть абсолютно неинтересный субъект. Такому следовало бы молиться на девушку, согласившуюся выйти за него замуж. Носить её на руках и прочее. Костик же держался так, словно делал всем большое одолжение. Или пытался сказать родителям что-то типа: «А вот вам, нате!», притом самым издевательским тоном. Нужна была ему эта свадьба и эта невеста, как собаке карман. Нет, не понимала Лиса такого поведения. Ладно ещё непочтение к родителям – век упадка морали и краха семейных ценностей, бывает и хлеще. Но можно бы подумать и о невесте. Она-то чем провинилась? Доверяет, любит, как дурочка… А спустя совсем немного времени поймёт, что никому она тут особо и не нужна. Добро, бывают такие, кто не сильно огорчится от такого понимания. Бывают даже такие, от кого горе-супруг сам потом наплачется. Но Юта? Юта слишком чувствительная и романтичная. Несовременная, как выражались некоторые школьные подружки. Бог знает, какой реакции от неё стоит ждать. В лучшем случае – затяжной депрессии. Вслух Лиса эти соображения не высказывала, поскольку делать это надо до свадьбы, а не во время. Но мрачнела всё больше и больше.
Тамада не был знаком ни с кем из гостей, да и жениха с невестой впервые увидел только на свадьбе — его нанимали родители Костика, но, похоже, странное ощущение неправильности происходящего не отпускало не только Лису. Бедный мужик изо всех сил старался сгладить странности, но выходило только хуже. Гости ещё не настолько напились, чтобы веселиться напропалую, и все ухищрения тамады сводились на нет: в конкурсах участвовать народ стеснялся, танцевать было рано, а крики «Горько!» в конце концов вызвали протест у жениха, заявившего, что ему уже надоело вскакивать то и дело, как Ванька-Встанька.
              - А теперь давайте позовём в центр зала наших уважаемых свидетелей! - возгласил тамада, и Лиса затравленно покосилась на Серого. Тот чуть заметно пожал плечами — надо, значит, надо. Ёжась от множества взглядов они всё-таки вышли и неосознанно встали спина к спине, словно приготовились держать круговую оборону. Типичная, впрочем, реакция оборотней на всеобщее внимание.
             - Ну, рассказывайте! - тамада так оскалился в улыбке, что Лисе захотелось выщериться в ответ, она с трудом сдержалась.  - Вот у нас тут такие замечательные жених с невестой, а свидетели, наверное, просто необыкновенные! Хотелось бы разузнать о ваших талантах!
Лиса и Серый синхронно уставились на Юту, и та сделала обоим страшные глаза: не вздумайте показывать свои фокусы прямо тут. Тамада оказался наблюдательным, заметил переглядки и подошёл к невесте, тихонько у неё что-то спросив. Ответ его, похоже, вполне устроил, потому что он на пару секунд нырнул за импровизированный занавес из воздушных шариков и появился оттуда с гитарой, альбомом для рисования и карандашом.
              - Какие скромные у нас сегодня свидетели! Но вот маленькая птичка мне напела, что есть у них таланты. Да ещё какие! Просим, - и он протянул Серому гитару, а Лисе рисовальные принадлежности. Лиса вытаращилась на Юту в немом ужасе: рисовать она умела весьма условно, ей удавались только шаржи, да притом в виде чертей. Серый тоже не спешил брать гитару.
               - Боюсь, я сегодня не в голосе, - сказал он.
               - Так это легко поправимо! - в руке тамады как по волшебству оказался стакан, естественно, не пустой. - Для храбрости, - подбодрил он.
На лице Серого появилось какое-то сложное выражение, смесь злости с горькой покорностью судьбе. Он взял гитару и умостился на услужливо пододвинутом тамадой барном табурете. Лиса присела на краешек такого же, и с мрачной ухмылкой раскрыла альбом. Первый чёрт вышел из-под грифеля в доли секунды, и поразительно напоминал тамаду. Но тут Серый перебрал струны, и Лиса насторожила уши — пел он хорошо, а временами ещё и стихи писал, так что послушать следовало. От первых же строк её бросило в жар, ибо Серый исполнял ни разу не слышанную ею песню. Да как бы ещё не свежий экспромт — иногда на него снисходило сатори, но потом он ни слова не мог вспомнить. Лиса принялась торопливо записывать...

- Я буду спать у твоего порога,
  Как верный пёс, храня твой чуткий сон.
  Для счастья нужно мне не так уж много:
Нужна мне ты...но у тебя есть ОН.

Невеста — чужая, и день ото дня
Всё дальше и дальше она от меня.
Пока я живу, не забуду тебя,
Быть может — уйду, но всем сердцем любя.
                 
Я не ревную — Боже, упаси!
Я искренне тебе желаю счастья.
Но плач с дыханьем борется в груди
И сердце разбивается на части...

   Невеста — чужая, и с этого дня
   Всё дальше и дальше она от меня.
   Пока я живу, не забуду тебя,
   Пусть даже умру, но всем сердцем любя.

На Юту Лиса старалась не смотреть, но нечаянно попавший в поле зрения Костик побагровел, как варёный рак. Серый вернул гитару тамаде и ни на кого не глядя вышел из зала. Лиса альбом не вернула — во-первых, там был текст песни, во-вторых, чёрт-тамада вряд ли понравился бы широкой публике. Через несколько минут Серый вернулся, с виду как ни в чём не бывало, но Лисе упорно мерещилась вздыбленная шерсть у него на загривке. К счастью, гости активно запивали неловкость, так что довольно скоро подзабыли, чем она вызвана. Однако, веселья по прежнему не было...
Родители жениха были явно не в восторге от новой родни, родители невесты – тоже. Соответственно, сидели они одинаково насупленные. Лиса подумала, что неплохо посмотреть бы на них на всех от дверей. Вот, небось, зрелище! Только она это подумала, как дверь открылась и в зал, где проходило торжество, вошёл Николка Михалёв. Николка обожал любые массовые мероприятия, сопровождавшиеся застольем. Про таких, как он, говорят, что проще убить, чем прокормить. Было ли это следствием укуса волка, или он всегда таким был - Лиса не взялась бы сказать. Николка был слегка навеселе (свадьба же!), и потому к друзьям подошёл нетвёрдой походкой и с глупой улыбкой. Сколько Лиса помнила, у нетрезвого Михалёва улыбка всегда была глупая. Трезвый он вообще не улыбался.
- Кого хороним? – поинтересовался Николка, - Вы бы себя видели, ребят! С такими рожами сидите! Серый! Ты…
Он не договорил. Потому что Серый нравился Лисе ещё меньше, чем жених, невеста, все их родичи, тамада и пьяный Михалёв в придачу. Серый посмотрел на Николку в упор, и тот утратил дар речи. Тут ещё как раз начались танцы, свет в зале почти погас, и горящие фосфорической зеленью глаза Серого производили ошеломляющее впечатление. Николка икнул и поспешно ретировался.
- Серый, ты чего? – осторожно спросила Лиса.
Серый не отрывал взгляда от танцующих жениха с невестой, и был, поистине, страшен. Он ничего не ответил Лисе, но судорожно стиснувшие край стола пальцы вдруг оставили на скатерти длинные разрезы, как от скальпеля (Лисе случалось прорезать скатерть скальпелем, поэтому она знала, с чем сравнить). Можно было не сомневаться, что и на крышке стола тоже остались следы. Глубокие борозды от рысьих когтей. Лисе стало страшно.
- Серёжа, успокойся, - тихо сказала она, отчаянно надеясь, что голос не дрожит. В конце концов, имелся профессиональный навык не выдавать свои истинные чувства!
Серый в ответ прошипел что-то нецензурное, Лиса даже не поняла, по-каковски. Это было совсем скверно. Следовало увести Серого как можно скорее и как можно дальше. И самой, по возможности, спрятаться. Да, волк-оборотень ужасен. Да, бешеная лиса опасна. Но они ни вместе, ни по отдельности не идут ни в какое сравнение с разъярённой рысью.
            - Серенький, пойдём-ка со мной. Вставай. Потихонечку, не спеша… - заворковала Лиса.
Серый, к её крайнему изумлению, послушно поднялся из-за стола и направился к дверям. Лиса придерживала его под руку, прекрасно осознавая, что не удержит ни в каком случае – ни при падении, ни при нападении. Впрочем, Серый так ни на кого и не напал. Лиса вывела его на улицу, где он благополучно упал и отключился. Лиса беспомощно огляделась. Господи, хоть Никол бы вышел, что ли! Конечно, разница в весе у неё с Серым была всего килограммов в двадцать, но ведь не поднимешь! И тут на пустой по вечернему времени дороге появилась машина, о которой Лиса и мечтать не смела: красно-белая раздолбанная «Газель»! Лиса отчаянно замахала, «Скорая» притормозила, и случилось второе чудо за вечер: из кабины высунулась Ёлка.
- Сашка! – изумилась она, - А ты чего тут?
Вообще-то, Лиса работала в другом районе, но кое-кого из коллег-соседей знала. А с Ёлкой они были ровесницы, да ещё к тому же вместе проходили УСО, и пару раз встречали Новый год в одной компании. Хотя как звали Ёлку – Елена или Ольга – Лиса в упор не помнила.
В двух словах объяснив ситуацию, Лиса получила ватку с нашатырём, которую немедленно ткнула Серому в нос. Серый зашипел, заплевался и открыл глаза.
- О! – изумилась Ёлка, - пациент скорее жив, чем мёртв! 
Смерив Серому давление и посоветовав на будущее не пить, коллеги отбыли восвояси. А Лисе неожиданно пришло в голову, что родителей Серого удар хватит, если они увидят своего сынулю в таком состоянии. У тёти Аси сердце было не самое здоровое. Тащить приятеля к себе домой? Ну, да. А там папа. Который сначала Бог знает, что подумает, а потом как бы ещё не последовал примеру Серого. Мужчины в растрёпанных чувствах порой ведут себя не самым разумным образом. Тогда куда? Лиса взглянула на часы, на Серого, и вызвала такси. До последней электрички оставалось ровно полчаса.

Ступор, вызванный подавленным приступом ярости, отпустил Серого уже в электричке. На какой-то момент Лисе даже показалось, что приятель пришёл в норму: он начал рассказывать анекдоты, байки из своей кавказской службы и разные забавные истории о сослуживцах, то есть, вёл себя почти как всегда. Потом Лиса сообразила, что это просто вторая стадия: чем дальше, тем ненормальнее становилось веселье. К счастью, в этот момент объявили нужную станцию, и Лиса потащила Серого на выход.
Последний автобус ушёл четыре часа назад, и до деревни, где у семейства Белодушек был дом, предстояло ещё  как-то добраться.
- Серый! – прервала Лиса очередной бородатый анекдот, - Серенький, нам надо пройти около двадцати километров. Ты дойдёшь?
Серый презрительно фыркнул. Ну, да, подумала Лиса, ему же сейчас море по колено. Главное, следить, чтоб в лужу не упал.
Идти решено было лесом. Во-первых, лес тут повсюду. Во-вторых, через лес можно было изрядно сократить путь. Ну, и, в-третьих, в лесу оборотням самое место. У первых же достаточно густых кустов Серый попросил подождать, и через минуту к ногам Лисы упал свёрток из пиджака, брюк и рубашки, перевязанных галстуком. К галстуку за шнурки оказались привязаны ботинки. И в течение всего остального времени Лисе то и дело сыпались на голову кусочки коры, хвоинки и мелкий лесной мусор. Серый предпочёл путешествовать на рысий манер. Лиса отчаянно боялась сначала, что он упадёт, а потом – что решит поохотиться и выберет её в качестве добычи. Наконец, когда до дома осталось меньше километра, Лиса решилась окликнуть приятеля. И с трудом подавила желание юркнуть под ближайшую ёлочку. Потому что мягко приземлившаяся в шаге от вас рысь способна напугать кого угодно. Тем более, Серый был очень крупной рысью: горящие глаза приходились на уровне плеча среднему взрослому человеку. И выражение этих глаз Лисе очень не понравилось, особенно, когда кошачья морда приблизилась вплотную, отчётливо дохнув алкогольными парами. Но, конечно, ничего ужасного Серый делать не стал, просто взял в зубы свёрток со своей одеждой и прыгнул в густые можжевеловые заросли. Откуда буквально через три минуты послышался отчаянный мат – Серый влез в муравейник.

- Заходи, - Лиса распахнула дверь, одновременно нашаривая выключатель.
Оборотни вполне могут обойтись без дополнительного освещения, но укоренившаяся привычка маскироваться давала о себе знать даже в присутствии родни и близких друзей. Кроме того, в деревне Лисы Серый не был ни разу, а вот Юта приезжала каждое лето. А Юта в темноте не видела, так что щелчок выключателя был звуком привычным и правильным — а Лиса слишком устала от неправильности прошедшего дня, чтобы ещё усугублять это ощущение мелочами.
Обычно, попав в незнакомое помещение, все мы осматриваемся. Серый просто прошёл за Лисой в кухню. Сперва она подумала, что место ему знакомо по рассказам Юты, но потом сообразила, что ему всё равно, где он находится. А уж когда приятель с отсутствующим выражением лица послушно сел на лавку у стола, Лиса подумала, что сейчас будет третья стадия, самая неприятная. Она не ошиблась: Серый вдруг судорожно вздохнул, ткнулся лбом в сложенные на столе руки и заплакал.
- Ну за что она так со мной?! – вопрошал он между всхлипываниями, - Я же со школы, с самого первого класса, как идиот, люблю её! Почему не позвать в свидетели кого-нибудь другого? Хоть Михалёва бы…я бы его, козлоеда, тогда удавил. А она…ну, да, конечно, не пара. И вообще, я просто пьяная скотина. Шур, я скотина?
- Скотина, скотина, - утешающе погладила его по голове Лиса. Плачущего Серого она наблюдала впервые, и нельзя сказать, чтобы зрелище ей нравилось. Ладно бы ещё Николка закатил истерику – с ним подобное бывало нередко. Но Серый?..
- И, главное, зачем ей этот выродок? Он же её не любит. Ты заметила? Ох, и почему я не разодрал ему брюхо?
- Потому, что в приличном обществе так не принято, - ответила Лиса, заметив, что Серый немного успокоился.
- …я это приличное общество, - буркнул приятель. Немного помолчал и сказал уже совсем по-нормальному, - Это…умыться бы…и вообще…
Лиса понимающе кивнула, показала, где деревенские «удобства», а потом вручила Серому ведро:
- Колодец через два дома.
Конечно, немного воды оставалось ещё в кухонной кадке, но тратить её на умывание пьяной рожи Лисе не хотелось. Пока Серый ходил к колодцу, она включила чайник и извлекла из буфета банку с сахаром и плотно закрытую от мышей жестянку с ванильными сухариками: НЗ на всякий непредвиденный случай, навроде закрытого на момент приезда магазина в центральной усадьбе местного совхоза.
Вернувшийся Серый (мокрый и взъерошенный) опрокинул в кадку полное ведро, одобрительно покосился на закипающий чайник и сказал:
- Извини. Меня совсем развезло. Я вообще плохо переношу спиртное, поэтому не пью, но тут…сама понимаешь.
Лиса не понимала, но кивнула головой, чтобы не огорчать и без того расстроенного Серого.
- Слушай, а зачем тебе столько камней? – спросил Серый, имея в виду сложенную под лавкой кучку булыжников, использовавшихся в качестве гнёта для засолки грибов и капусты.
Лиса пояснила, и Серый сказал:
- А я думал, ты клад ищешь!
Тут уже удивилась Лиса, заварила чай, и уселась напротив Серого в ожидании рассказа.   
- Ты знаешь, откуда взялись оборотни? – спросил Серый.
- Понятия не имею. У меня вообще с происхождением видов сложности. Когда бываю в зоопарке, верю, что человек произошёл от обезьяны. А когда бываю на работе, начинаю думать, что предками людей были козлы, ослы, бараны или на редкость тупые вонючие динозавры, вымершие от собственного идиотизма.
- Ясно, - усмехнулся Серый, - ну, тогда слушай…

…Очень-очень давно, когда кони были быстры, как ветер, когда в ручьях рос аир, когда женщины лили молоко из кувшинов прямо в небо, обновляя Млечный Путь, в те времена жил в степях хан Бату. Тучны были его стада, обилен приплод кобылиц, и не было в Степи равных ему ни в чём. И был у Бату кровный побратим, ближе родного брата – Амаду. Настал день, когда Бату решил пойти собрать дань с белоглазых жителей Севера. Они с Амаду созвали войско и двинулись в леса. Слышал Бату от торговцев, что на севере есть дивные каменные города, что там красивые и ласковые женщины, что в реках ловят жемчуг.
Быстры были их кони, остры были сабли, и скоро Север покорился Бату. Но только оставался в глухих лесах один город, которого он непременно хотел достичь. Богат был тот город, за белыми стенами его не было избушек – сплошь каменные хоромы, и жили там люди тихие, молились своему Богу в каменных церквях, молились византийским образам в золотых окладах, усыпанных жемчугом. И послал Бату-хан своего побратима покорить тот город. Сорок дней и сорок ночей Амаду с воинами рыскал по лесам, но не мог увидеть того города: молились там люди своему Богу, и он укрывал их, обращал город озером. На сорок первую ночь не выдержал Амаду, заколол лесного быка, выпил его крови и пошёл к городу один. И увидел он стены белокаменные, услышал колокола, и хотел уже войти в город, да у ворот увидел его мальчишка-дурачок. Увидел, закричал, чтоб ворота закрывали. Амаду разъярился и дурачка убил. И тогда разгневался на него Бог, и обрушил на него чёрный камень Алатырь. Раскололся камень, рассыпался, а Амаду обернулся пёстрой рысью, кинулся к своему войску и загрыз разом половину воинов. Наутро очнулся он в своём шатре, ничего не помня, и очень удивился, не досчитавшись лучших в войске. И когда рассказали ему, как он оборачивался рысью, настигло Амаду раскаяние. Горько заплакал он и босой пошёл к городским воротам, чтобы жители казнили его за убийство юродивого — божьего избранника.
У ворот его встретил старец. Он сказал, что казнить Амаду не станут, потому что Бог не велит воздавать злом за зло, а покаяние воина было искренним. Но и наказание божье он примет сполна, и во всякую ночь при полной луне будет оборачиваться лесным котом безумным. До тех пор, пока не найдётся любящая его душа.
Обрадовался Амаду и помчался скорее на родину, потому что жены у него ещё не было. Но по дороге захромал его конь, и пришлось останавливаться в Городце. И там Амаду встретилась девушка, прекрасная, как весеннее солнце. Ей была дана власть повелевать оборотнями, и Амаду остался с ней, позабыв всю прежнюю жизнь. Кто знает, что там дальше с ним было? Но его потомки сохранили способность оборачиваться рысью, не теряя разума. Стало быть, Амаду получил всё же прощение.
…А осколки чёрного камня, поразившего Амаду, с той поры ищут по лесам разные люди. Ищут для того, что осколки эти стремятся срастись, ведь Алатырь – камень живой. И когда осколки срастутся, то укажут, где в лесах осталась лежать богатая дань, собранная войском Амаду. Срастаются они, правда, при условии, что их более двух.  Узнать же осколки чудесного камня просто: они чёрные, гладкие, очень тяжёлые для своего размера, и тёплые на ощупь. Кто их все соберёт, тому и клад достанется.

- Бред! - решительно сказала Лиса, - Иди-ка ты, потомок Батыя, спать.
- Слушаюсь, - проворчал Серый, у которого, в самом деле, глаза слипались. – Но насчёт бреда ты неправа. Я сам слышал от одного парня, что в здешних местах много народу рыщет, камни собирает. Кстати, у тебя вон тоже есть чёрный. Здоровый такой…
- Их там два, - сказала Лиса, заглянула под лавку и удивилась, - эй, что за шутки? Ты куда мои мытые камушки девал? Откуда тут этот булыжнище?
Чёрный камень, в самом деле, был один. Но большой. Гораздо больше, чем каждый из камушков, которые должны были быть вместо него. И примерно посередине виднелась неровность. Как раз такая, как могла бы получиться, если бы камень составили из двух поменьше.
             - Ничего не понимаю… - растерялась Лиса, - у меня галлюцинации. И ты ещё со своими сказками! Нет, спать, спать, спать!